Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Ибо, это или не он, или он, но он изменился, и перешел на сторону Белых. Спешившийся эскадрон Котовского по просьбе Соньки молча курил в стороне. Уже даже были слышны голоса:

— Камергерша сама хочет командовать фронтом.

— Стреляла бы из пушки.

— Кто ее пустил во главе эскадрона.

— Уверен, хочет объединить наши и свои силы.

— Чтобы самой командовать. На последнюю претензию Котовский ответил:

— Только после нашей свадьбы.

— Она уже замужем.

— Если он Ино — тогда это не считается, — сказал Котовский.

Сонька заранее сказала Котовскому:

— Если сделаю два выстрела, значит, следуешь за мной.

— Почему?

— Почему? — повторила для ясности дама, и прищурившись добавила:

— Третий выстрел будет Вилкой. — Ты не заморачивайся — это будет значит, что я с ней не договорилась.

— Я не пойду в арьергарде, — мрачно ответил Котовский.

Далее?

Колчак смог послать разведку. Он включил персональный командирский фонарь, и обнаружил в тьме ползающих на карачках Яшу и Пашу, и позвал их. Но не получив вразумительного ответа, слез вниз.

— Идите назад и узнайте, кто ведут стрельбу в нашу сторону.

— И так ясно, — проявил инициативу Яша, — это кто-то из красно-зеленых.

— Мне нужно знать точно, — сказал Колчак.

— Нам нужно с собой взять что-то, — сказал Паша Дыбенко.

— Хорошо, вот тебе маузер, а тебе, — он внимательно присмотрелся к Яше Сверло, — пару банок тушенки.

— Зачем?

— Если не вернетесь — съедите.

— Я не понял, — сказал Яша.

— Что тут непонятного, — сказал Паша: — Есть только на обратном пути.

— Нам нужно взять языка, или так — на слово поверишь-те? Колчак не думал о языке, но сейчас решил перехватить инициативу, поэтому сказал:

— Да, и языка возьмите обязательно.

— Мужика или бабу? — спросил Дыбенко, и добавил: — По мне так лучше мужика. И знаете почему? От дам проку не будет. Начнет врать, а когда ей это надоесть — неизвестно. Можно успеть проиграть сражение.

— Хорошо, возьмите мужика, но если будет возможно, то и бабу тоже.

— Вот это мне нравится, — сказал Яша, — теперь мы будем мучиться, думать:

— Возможно или нет.

— Да, на самом деле, в разведке нет времени на анализ всех обстоятельств дела, — сказал Паша.

— Тем не менее, вы сделаете то, что я вам сказал.

— Ну, тогда мы пошли.

— Вперед.

— Дайте нам хотя бы еще пару гранат.

— Для этого мне пришлось бы вернуться назад в броневик.

— Это плохая примета?

— Очень.

— Тогда не возвращайтесь, а просто выкиньте их нам, когда будете дома.

— Попробую.

— Что значит — попробую?

— Могу автоматически выдернуть из них кольца.

— Постарайтесь этого не делать. Колчак выбросил две гранаты, и по какой-то иронии судьбы с одной снял предохранительное кольцо. Но Дыбенко, который поднял именно эту гранату, ничего подозрительного не заметил, и положил лимонку в карман. Колчак хотел крикнуть:

— Брось ее! — Но подумал: всё равно уже поздно, граната бы уже взорвалась, если имела эту возможность, и если бы у нее были такие серьезные намерения.

Далее, они берут в плен Камергершу, когда она отошла за кусты.

Но если бы их встретил тот, кто знает уже это предсказание, то не узнал бы. И знаете почему?

— Один впереди, один на волокуше, а третий ее тащит. Угадайте, кто здесь кто, если это по определению были Яша, Паша и Камергерша Ольга, о которой все забыли, что она жена Врангеля. Логично тащит Паша или Яша, или по очереди, на рогоже она — Камергерша Ольга, ибо:

— Баба, как сказал А.С., действительно:

— Здоровенная. — Особенно ниже талии, однозначно больше норма на хорошо видимые тридцать процентов. Ну, не на пятьдесят же, на самом деле. Однако тащила как раз Камергерша. Как уговорили? Яша давил чисто на ее Придворную совесть, мол:

— Не было у вас, Придворных, никогда совести: всё себе, а нам ничего.

— Нет, — ответила она.

— Хорошо, — сказал Яша, — тогда расплатитесь. Она думала натурой, и испугалась, а когда оказалось, что надо всего лишь тащить на себе Пашу Дыбенко — охотного согласилась. Ибо. Ибо она и сломала ему ногу, руку, и разбила голову, когда Паша зашел за куст, где она была, и спросил, не зная, что еще спросить при таких щекотливых обстоятельствах:

— Закурить есть?

— Дак, естественно, подожди, щас. — И когда встала сразу провела Мельницу, потом подняла, поставила хорошенько, отошла и провела Дэмет — неожиданный удар ногой по пяткам противника. Упала на него, и сразу локтем в солнечное сплетение, потом загнула одной ногу, и сломала поворотом в одну, а потом быстро в другую сторону. Рука была сломана еще при падении с Мельницы.

— И скажи спасибо, — процедил сквозь зубы Яша Сверло, что не настаиваю на разводе с вашим первым мужем.

— Понимаю, спасибо и на том, что вы предлагаете мне теперь жить с этим инвалидом умственных способностей.

— Не надейтесь на моё снисхождение благородная синьора, вам придется рассказать всё.

— Что именно, что всё? — испугалась она.

— Ничего нового, кроме того, что мы и так знаем.

— Спасибо, я думала, вы будете принуждать меня к невозможному.

— Сколько пушек на вашем Турецком Валу?

— Это не Турецкий Вал.

— Это не ответ.

— Сколько пушек? Не скажу.

— Тогда ответьте хотя бы на альтернативный, какой-нибудь незначительный вопрос, просто для того, чтобы проявить свои лояльные к нам чувства. Ну-ну, найдите в себе чувства белого офицера. Вы Камергерша, а воюете за чертей Полосатых.

— Не говорите так про мой эскадрон. Я сама его таким сделала. И да:

— Любите ли вы Пушкина, как люблю его я?

— Нет.

— Нет, — повторила она слова, а точнее, пока что только одно слово Яши Сверло. — Тем не менее, запомните хорошенько, если ходите победить:

— Я другому отдана и буду век ему верна. — А то знаете, некоторые упрямо долбят:

— Он мог уйти, более того, даже:

— Обязан был уйти.

— Кто?

— Я имею в виду Чацкого, и вот хотя бы любовницу Дубровского Машу Троекурову. Не будем сейчас распространяться на тему, что это она была Дубровской, а он Владимиром Троекуровым.

— Вы хотите сказать, что легче ему, — Яша кивнул на уже потерявшего сознание Пашу Дыбенко, — стать Врангелем, чем вам Коллонтай? Такой разворот мыслей мог понять только настоящий, прирожденный разведчик, можно сказать:

— Шпион международного масштаба.

— Так вы, собственно, чего хотите? — даже остановилась Камер.

— Да именно этого, — ответил Яша.

— Несмотря не то, что я отлично понимаю ваши намеки, поясните прямой речью:

— Или вы хотите послать меня в Царицын в качестве жены Врангеля, которым будет этот Опус, — она кивнула на мечущегося в жару Дыбенко, или, наоборот:

— Хотите его же, — она опять показала большим пальцем через плечо, — выдать здесь за Врангеля?

— У вас отличный ум, совмещающий в себе Мату Хари и Альберта Эйнштейна.

— Я не проходила Теорию Относительности.

— Тем более, значит она у вас в крови.

Таким образом, лестью, угрозами, и правдой Яша Сверло приговорил Камер работать на оба фронта, ибо понимал:

— Гнуть своё линиё она всё равно не перестанет. — Ибо:

— Кто не работает на два фронта — тот не работает и на один.

Колчак настолько обрадовался трофею, что даже не стал спрашивать, куда делся Дыбенка. Нет, ну и хрен с ним. Что вот этот доложенный Врангель и есть раненый Дыбенка Колчак поверить не мог. Почему?

— Уж очень невыгодно. А так Яша привел не только самого Врангеля, скорее всего, давно мечтавшего перейти на сторону Белых, но и:

— С супругой в придачу. Правда так и осталось неясным, зачем Сонька стреляла по своим, если решила перейти на их строну, и шла не только, как танк, но и на танке на Царицын. Но с другой стороны, по сравнению с Врангелем, хрен с ней с этой Сонькой, пусть постреляет. Тем более, как доложили утром:

— Танк и полтора эскадрона конницы идут на них.

— Не на, — поправил Колчак, уже понявший:

— Теперь командовать парадом буду я! — а:

— С — нами в одном направлении.

Таким образом, как известно, Деникин не стал больше заниматься Играми Разума в области тактики, а принял через своего Медиума Коллонтай, противоречащую здравому смыслу информацию:

— Идти на Царицын, как это было, можно сказать, всегда, но в этом раз прямо на восходящее солнце, а не на Волгу.

— Бьютэфул Разум! — воскликнул он, и помолившись, поднялся с колен.

— И никаких больше игр, генерал? — спросил Нази.

— Без сомнения.

Кто был за Деникина? Никого. Только он сам. С Волги на него шла тачанка Щепки. Спереди, от Царицына наступал броневик Колчака, где почти все — кроме него самого — были за Полосатых. Как-то: